Америка растет как бы сверху и сбоку, а не из земли, без пуповинной связи с нею, которую здесь имели индейцы, кого пришельцы истребили, а не смешались, в отличие от космоса Латинской Америки, более в этом смысле натурального. Если б они хотя бы подчинили туземцев и превратили в рабов и потом потихоньку смешались в ходе истории - как это было в Евразии: многие ведь там, почти все народы сложились из смешения завоевателей с аборигенами (итальянцы, болгары, англичане - и не счесть всех…), - то совершился бы привой-подвой к Матери(и) Природине и к народу - породе местной, и культура последующая проросла бы натуральною. Но демократические переселенцы из низов Старого Света хотели работать сами и вырубили индейцев как деревья. Даже национально-расовый сюжет и конфликт тут не натуральный, а ввезенный, импортированный: негры ведь тоже переселенцы, а не туземцы.
Уничтожение индейцев - это первородный грех, что лежит в основании Американской цивилизации. Сейчас, когда совесть пробуждается и американское общество становится более гуманным, долг к краснокожим платится, за неимением уже почти тех, - чернокожим.
США - это страна микронародов, первая составная внеземная цивилизация из высадившихся на чужую планету сильных, хищных и взыскующих Свободы индивидов, порвавших со своими Матерями-Природинами (в Старом Свете) и начавших тотально новую жизнь. Для Европы Эдипов комплекс типичен: Сын убивает Отца и женится на Матери. Отсюда - динамизм молодости в почете, культ нового, "новостей", моды, модерного, жанр "новеллы", и роман - novel. Отсюда и культ прогресса. Для Азии и отчасти России типично обратное: старое сильнее, традиция, былина. Это я называю Рустамов комплекс - по имени героя эпоса Фирдоуси "Шах-Намэ" Рустама, кто в поединке убивает, не узнав его, своего сына, Сохраба. И в России: Илья Муромец побивает Сокольника, Иван Грозный, Петр Первый и Тарас Бульба убивают своих сыновей. И даже снохачество наблюдается - у Горького этот мотив - и в рассказе "Хан и его сын", в "Деле Артамоновых". То есть обратное комплексу Эдипову: Отец, побив лядащего Сына, женится на снохе… А вся советская история - это контаминация Эдипова и Рустамова комплексов.
Для США характерен Орестов комплекс - матереубийство. Причем Мать убивают дважды - покидая старую родину (Ирландию, Италию, Польшу…) и третируя новую землю не как мать, а как материал для работы, как matter for facts. Если европейский дух мучительно прорывается из Природы к Свободе, выискивая себе самоопору и собственную субстанцию - в Труде, Мышлении, "Я" (Декарт, Кант, Гегель, Маркс…), то в Америке первична субстанция Свободы (= переселенцы, выдернувшие свое корни, а с ними - тягу земную, ей уже мало подвластны), а инстанция Природы в них вначале ничтожно мала по смыслу перед Свободой. Природа тут чужая, в ней нуль смысла, она - неорганический бездуховный объект завоевания и труда, сырье ему в переработку. Американцы - герои и мученики Свободы, не умеряемой Природой. Лишь с течением времени тут вышли к открытию понятия Природины как Матери(и) и ценности женского начала. Теперь, изгваздав природу новой земли индустрией, столкнулись с проблемой экологии и, начав заботиться об окружающей среде, себе как бы искусственную Мать-Природу сотворяют, алчут "ургией" - "гонию" добыть.
Слабость женского и материнского начала характерна для американской цивилизации: отсутствуют тут и куртуазность-галантность, и ars amandi, "наука страсти нежной", которые так уж выпестовали и утончили евразийского индивида от Китая до Франции. Еще Генри Адамс горько сетовал на это, восхищаясь творческой ролью Матери-Девы, культом Прекрасной Дамы в европейской цивилизации. Но чтоб объяснить понятно американцам, ему понадобилось сделать уравнение Матери-Девы - с динамо-машиной: чтоб воздвигнуть Шартрский собор, поколения строителей черпали энергию в Эросе к Божьей Матери - как в электричестве. Вот типичный ход американского Логоса: непонятное себе - Любовь - переводит в понятное: в Труд и Силу, а точнее - Энергию, электричество (Франклин, Эдисон). "Ургийный" Логос…
"Сексуальная революция" и феминистское движение за равные права тоже ведь - не женственность, а мужественность развивают в женщине: хочет везде так же работать, как и мужчина… Так что Америка - не Мать-Родина чадам, но фактория своим работникам. И философскую категорию "материя" здесь присущее бы поименовать "патерией" (мужской архетип Отца тут важнее) и даже "факторией": вещественность бытия здесь вся изготовительна, а не вырастающа.
Даже Природа тут - работает. В хрестоматийном стихотворении Карла Сэндберга "Трава" она говорит: I am the grass. Let me work. "Я - трава. Дайте мне работать" - не расти. А в "Листьях травы" Уитмена листья - из травы, не из дерева. Модель Мирового Древа, столь характерная для культур Евразии (под древом Бодхи пришло Будде озарение, и Христос распят на кресте - схеме дерева), тут не работает: некогда ждать, пока вырастет дерево. Как и нет времени растить своих гениев в науке и искусстве: давайте импортируем их из Старого Света, и будет у нас "самое лучшее" - Эйнштейн, Чаплин, Стравинский, Тосканини…
Тут все молодо-зелено: не успевает естественным путем набухания своей субстанции дорастать до зрелости, но форсируется - как свиньи на чикагскую бойню, так и урожай удобрениями химическими. Категория Времени тут претерпела изменения. Из его ипостасей: прошлое, настоящее и будущее - в Америке, порвавшей традиции, не важно прошлое, а важно настоящее, растущее спереди - из будущего, оттуда подтягиваемое. "Я проектирую историю будущего", - писал Уитмен. И нашу категорию Истина тут бы означить - как "Будьтина". Жизнь в кредит и пользование вещами в рассрочку есть явное житие в настоящем из будущего (а не из корней в прошлом, как это привычно в Евразии, где "отчизна" - и "отчий дом", и наследственный сундук…). Часы как символ европейской цивилизации, самодвижное Время и perpetuum mobile там сопоставимы с Авто-мобилем - как самодвижным Пространством, изобретением американского кинетико-динамичного гения. Часы = движение по кругу, о-предел-енность, динамика на службе у статики. Авто-мобиль - коробка скоростей - на службе у безудержности. Если Время, шар, статика часов сопряжены с женским началом "гонии", то прямолинейное движение и ускорение в пространстве адекватны мужскому началу "ургии". Человеческий тип здесь энергийно-заряженный: электричество в душе у него - недаром в США оно в науке и изобретении развито (Франклин, Эдисон), а У. Джемс сравнивает устройство психики и религиозное чувство с электрическим полем (в "Разнообразии религиозного опыта").
Американец - новый кентавр: man-in-a-car = человек-в-машине, в ком естественно-животные, "гонийные" части тела все более заменяются искусственно произведенными, "ургийными". "Ков-бой" был ему предтеча. Но то - в Техасе, вблизи Мексики, "гонийного" принципа Латинской Америки. И когда янки Форд изобрел horseless carriage, "безлошадную повозку", ковбои были разгромлены. И это - самая главная победа в Гражданской войне Севера с полуроманским, аристократическим Югом. Между американцем и его машиной симбиоз, их ткани переплетены. Я там вздрогнул, увидев вывеску Body-shop = "Магазин тел". "Вы что, торгуете телами?" - "Нет, - успокоил мой друг, - так называется наружная часть автомобиля - кузов". Но характерна интуиция так назвать - "телом". Все тут - на скорости и у-спехе к спеху. Даже блюдо их характерное - "гамбургер": котлета между двумя ломтями, съедаемая на ходу, даже не выходя из машины, запивая полухимической "кока-колой". Да и сам американец = гамбургер: кусок мяса в машине, пьющей химию бензина. Ноги заменены колесами. Предтеча - "ноги на стол" у пионеров-первопроходцев. Тоже символическая поза. Американец начинает там, где евразиец кончает: стол ведь - место для верхней части тела - для еды, книги, симпозиума, обмена идеями, для социальной жизни. А тут - пьедестал для работы на следующем уровне цивилизации.
Если в Евразии преобладает в Психее торможение (рефлексия германца, сдержанность англичанина, застенчивость русского, французский страх быть смешным), то здесь - возбуждение, раскованность, внутренняя свобода, быстрота моментальной реакции шофера. Недаром в музыке тут "джаз" развился (от негритянского слова, означающего "будоражить", "торопить"), тогда как в музыке Европы, еще с пифагорейцев, цель - укрощать животное начало в человеке.
Отрочески-опрометчивый дух царит в американской цивилизации. Тут национальные герои - Том Сойер и Гек Финн, и никто не достиг возраста возмужалости, тем более - статуса мудрого старца. Подростки непринужденные, фамильярные… И "ургия" тут какая-то хулиганская, веселая, карнавальная - не мрак работы, а вечный праздник деяния, без чего не мыслит себе здесь человек существования, так что безработица - казнь американцу. В этой бесшабашной одержимости Трудом, изобретением потребностей, изготовлением все новых вещей, все лучших, открывается тождество современного американца, работающего уже в гигантских корпорациях винтиком, - с индивидуалистом-фригольдером XIX века, пионером в стране "открытых возможностей", чей образ и душа романтически воспеты в капитане Ахаве и Геке Финне. В этой безудержной скачке - и в том американце, и в нынешнем - ощущается гонка за идеалом, за чудом, преследуется какая-то несбыточная идея, так что капитан Ахав на искусственной ноге, убегающий от уюта в даль труда, - это, так сказать, "психей" и современной Америки.
Перехлест "ургии" над "гонией" - и в том, что тут искусственно производятся потребности (а они ведь обычно были прерогативой естества, мерой Природы человека): рекламой навязываются все новые. Но ведь "потребность" = нужда, зависимость. И вот парадокс: в стране Свободы через обвязыванье человека все новыми и новыми потребностями (а на них - работай, убивай свободу времени, превращай его в деньги, купи!) ненасытный Труд забивает человека в новое рабство, причем наиболее развиваются и дифференцируются потребности нижнего этажа существования, касающиеся удобств телу, и на то вынужден работать высокий дух и ум, таким образом тоже понизовостью порабощаемый...
И в духе, в Американском Логосе сюжет "ургии" без "гонии" вполне сказывается. Не способен американец к женски-пассивному созерцанию платоновского типа, проращивать мысль в гегелевской филиации (= почковании) идей, что есть тоже "гонийная" процедура. Философское открытие американства - это прагматизм (Дьюи, У. Джемс), бихевиоризм (Скиннер), операционализм (Бриджмен): ценится умение схватить-понять вещь сразу в ее работе ("ноу-хау"!), без того, чтобы в генеалогическое древо ее происхождения из причин и начал вникать, да так до сути и не добраться, как это делает европейская философско-научная традиция, заквашенная на "гонии" и природовитости сословно-аристократической (иерархии "субстанций" и "акциденций", "эссенций", "экзистенций", "ноуменов-феноменов" тут чинопочитательски важны). Если в Евразии правило: смотри в корень, то здесь акцент: "по плодам узнаете их" (на этом у Джемса упор). Вещь берется сразу сверху и технически. Понять, как работает вещь здесь и теперь, - вот что есть ее суть и критерий истины (вся гносеология операциональна), а не относить к ее предпосылкам. В лингвистике - семиотика, идея Чарльза Пирса: функциональное понимание языка и слова как знака для работы теперь - полярна индо-германскому, "гонийному" подходу, с интересом к происхождению языков, к "праязыку" = прародителю, к телесности фонетики и этимологии…
И в Логосе - демократия: самоначатие от "я", а не от рода. Тут не спрашивают у вещи: "А ваши кто родители?" - подобно тому, как Форд при приеме на свой конвейер не интересуется: профессор пришел, барон или только что выпущенный из тюрьмы убийца? То есть столь важные на Руси вопросы "кто?" и "чей?" - тут без значения. Зато - "как?" работаешь, умеешь - вот что имеет ценность.
Франклином человек определен как существо, изготовляющее орудия труда (Маркс с его культом труда, производства часто цитировал это определение), то есть как субъект "ургии", а не как "животное политическое" (Аристотель). Политика и история, и воинские добродетели в человеке здесь презренны, в отличие от Евразии, где они чересчур почтенны. Мальчишки тут мечтают стать не полководцами, а дельцами, и не славными, а мощно работающими. Слава и реклама - большая разница. И то, и другое - виды известности. Но слава центробежна, а реклама центростремительна: есть стяжание потребительских ожиданий к моему текущему бизнесу, кредит ему, прикорм из будущего, чтобы дело мое в настоящем шире развивалось: "без паблисити нет просперити". А "паблисити" - это рекламный вариант славы…
Принцип Истории - "новое", мода, новелла, новость; принцип Ургии - "лучшее" (об этом у Форда есть рассуждение в "Моей жизни"). И если у Гомера боги хохочут над трудягой Гефестом (хромым, как капитан Ахав) и одобряют адюльтер Афродиты с Аресом-полководцем, то американский эстетический вкус такого не потерпит: скорее, воин тут осмеян будет (и Уитмен, и Эмерсон, и Сэндберг неоднократно по Наполеону прохаживаются и высмеивают тщеславных героев европейской истории и их кесаревы добродетели). Архетип Колумба - открывателя-изобретателя - в каждом американце, а не европейская модель солдата, носящего в ранце маршальский жезл.
Вот и разница функций Государства проглядывает: в Америке оно призвано сдерживать хищную "ургию" самодеятельных предпринимателей, которые, дай им волю, переработали б в свои изделия и Природу, и леса-земли, и воз-дух, и тела-жизни людей. Государство своими законами гармонизирует и без него работающих производителей. В России же Государство - главный мотор и завод производства в стране и подстегиватель к труду склонных к созерцанию и более к жизни в душе и в духе, нежели в сверхкомфорте телу, жителей.
Американский ургийный Логос отчетливо проступает в классическом определении Государства, данном Линкольном в его знаменитой речи в Геттисберге над телами погибших в сражении (ее сопоставляют с аналогичной речью Перикла): Government of the people, by the people and for the people - "Государство (правительство) народа, народом, для народа". Через предлоги of, by, for означены основные отношения в процессе производства и потреблении данной вещи: субъект труда и чья собственность (of), орудие труда, исполнитель работы (by) и кто потребитель (for). Государство, значит, служебно Народу.
Напрашивается - сопоставить Россию и Америку. Уже из соположения рядом их портретов разность очевидна. Лишь несколько пунктов акцентирую. И та, и другая цивилизация искусственны: в России - наполовину, в США - целиком. Агентом строительства в России было прежде всего государство, в Америке - индивид-трудяга, жадный на работу и за-работок (то, что за работой, ее горизонтом). В России первично Целое, а индивиды, граждане - его функции. В США первичны индивиды, множество самосделанных энергетических атомов; а уж из них собирается целое. Государство - функция индивидов.
Пространством обширным оба Космоса схожи. Чувство незавершенности в России, "бесконечного простора"; в США - ощущение "открытых возможностей": простор для деяния впереди, тяга. Но Россия границей, передвигая ее, тут же закрывала себя, чтоб внутри себя жить по своим мерам и потребам и ценностям, отличным от других миров, как монастырь, или как дамба плотины охраняет низину от затопления. В США тоже граница все отодвигалась на Запад, пока не уперлась в Тихий Океан, в четкий предел, и возникла обратная связь, отражение от предела. В России обратная связь слаба: лишь из центра и Государства импульсы, но не слышна реакция ни Природы, ни Народа, ни Личности, ни Жизни… А все шли, да и идут односторонние импульсы; и сейчас реформы - из схем и расчетов рассудка, не выверяя реакцией Бытия. И кажется: тут так можно всегда. Согласие на долготерпение в Психее местной. Видны начала, а концов не сыщешь - и ответа нет (и ответственности: отвечать некому никогда), как Поэту - в "Эхе" Пушкина: "Тебе ж нет отзыва…" Потому Суд слаб (как и расСУДок тут слабо работает), и непонятна ценность и поприще Закона и Судебной власти. И верно: для их работы нужна определенность космоса и социума: чтоб было о что отражаться мерам, актам и предприятиям, а не беспредел - бесконечность и неслышимость отзвука. Тут космос Апейрона = "беспредельного", по-эллински, что аналогично Женскому (с ним стоит в пифагорейских парах), так что в России издревле упор не на Закон, а на Благодать (в "Слове" еще митрополита Илариона в XI веке), на Милость, что есть, конечно, "суд" Женского начала, Материнского: Любовь и ее абсурд и каприз, а не Справедливость прямолинейная и мужская, жесткая…
Ну а главная разница - в темпоритмах Времени. Космос России - Север суровый присоединен к линии умеренных широт. Космос США - к линии умеренных широт присоединен Юг. Так что и вегетационный период роста в США почти круглый год, два урожая снимать можно, а в России - от силы 5 месяцев. В США все темпы естественно скоры, да еще и искусственно ускорены - "ургией". У нас же естественно замедленны все процессы, а ускоряются-подстегиваются волей Державы, организатора трудов.
Завершая текст, должен орудие анализа уточнить. Как в квантовой механике различны выкладки для частицы или волны, так и есть "мысль-частица", точная и точечная, рассудочная, а есть "мысль-волна", "мысль-поле", что работает с приблизительной истинностью. Но в Бытии полно проблем, тем и объектов, что размытой мыслью, "мыслеобразом" улавливаются, а от точной - ускользают. Таков и мой объект - Национальный Космо-Психо-Логос. Так что нет у меня претензий на точность утверждений, но - на интересность…