Илья Войтовецкий

 
 

Непризывный возраст
Рассказ

 
 

Машины у аргентинца не было, я, как обычно, сразу после работы заехал за ним. Он вышел из подъезда, держа в руке синий ящик с инструментом, и уселся со мною рядом:
- Фур*!
Меня забавлял его идиш; надо думать, что и мой казался аргентинцу не менее смешным.
Помню, как мама спрашивала отца:
- Ост шойн получет ди посылке**?
Посылки с яблоками нам присылали родственники из Алма-Аты. Гостя у них, я слышал, как тётка задавала подобный же вопрос дяде:
- Ост шойн отправет ди посылке***?
- Фур! - сказал аргентинец, улыбнулся и добавил: - Пойихалы!
Его предки покинули Украину в начале века. Было чудно слышать испанский акцент на иврите и тут же украинскую напевность в русских словах.
- Ты бис, а нэ чоловик! - говорил мне аргентинец. Или: - Чого нэмае, того нэмае, - с горловым украинским "г".
Иврита мы оба не знали.
Попасть на фронт у аргентинца не было никаких шансов, он дотягивал уже пятый десяток. Моя же попытка провалилась в самом начале. Тему эту, болезненную для каждого из нас, мы, не сговариваясь, не обсуждали.
- Хосэ, - представился он мне при первой встрече.
- Значит, Йося. А я Элияу.
- Хулио, - решил Йося.
Так нас и внесли в реестр добровольцев муниципалитета:
Цевет hахашмалаим Хулио вэ-Йоси****
Йося не соглашался приводить в порядок больше, чем одно убежище за вечер.
- Я не делаю халтуру, - говорил он. - Хулио, ты знаешь, что такое "халтура"?
- Знаю, Йося. Лучше тебя знаю. Халтурил всю жизнь.
- Не может быть, чтобы при социализме рабочие занимались халтурой. Ты выдумываешь. Вы все - враги рабочего класса. - "Вы все" означало "евреи, приехавшие из Советского Союза, с Родины Первой в Истории Пролетарской Социалистической Революции" - всё с заглавной буквы. - При социализме рабочие трудятся для себя и для своих детей, а не на помещиков и капиталистов.
Сентенции эти, произнесённые на странном идише, большинство слов которого перекочевало из высокой латыни в вульгарный средневековый среднегерманский жаргон еврейских балагул, шнайдеров и сойхеров, ***** приобретали в устах электрика Йоси пародийный оттенок. Сам Йося свято и трепетно верил в Коммунизм - Светлое Будущее Человечества.
- Почему ты из Аргентины поехал в Израиль, а не в Советский Союз? - спросил я электрика.
- Из-за всех вас там теперь плохо относятся к евреям, - грустно объяснил он.
Электриком он был аккуратным, обстоятельным. Я, инженер, знающий закон Ома и все законы Кирхгофа, в подмётки ему не годился и служил при Йосе мальчиком на подхвате.
- Держи, - подал мне Йося фонарь. В тёмном убежище воняло гнилью, мочой и дерьмом, под ботинками хлюпала вода. Я посветил под ноги, переместил луч на потолок. Все плафоны были разбиты, в раскуроченных патронах болтались кишки электрических лампочек.
- Нужна стремянка, - вздохнул Йося. "Стремянка" он сказал на языке Библии: "сулам". Терминологию аргентинец знал, поэтому стал первым моим учителем профессионального иврита.
- Уже поздно, - сказал я. - Придётся оставить это убежище на завтра, а с утра позаботимся о стремянке.
- Сделаем всё, что можно сделать, - не согласился аргентинец. - Свети.
Он стал осматривать проводку и выключатели, отвинчивал крышки, проверял тестеровой отвёрткой наличие фазы, соединял провода. Со мной он общался с помощью коротких фраз:
- Свети сюда. Подержи шурупы. Складывай в коробку, если уронишь, считай - пропало. Подай плоскогубцы (он говорил: "гиб мир а плайер", и я каким-то непонятным чутьём угадывал, что ему требуются именно плоскогубцы).
Ни разу мы не сделали хотя бы краткого перерыва, не обменялись друг с другом отрывочной репликой не по делу. Оба были некурящими.
- Остальное доделаем завтра, - поставил, наконец, точку электрик.
Уже наступила ночь, по небу ползли низкие тучи, накрапывал дождик. Я включил "дворники".
- Поедешь домой? - спросил аргентинец, выходя из машины.
- Нет, ещё покатаюсь. Позвони моим.
Он помахал мне и пошёл к подъезду, держа в руке свой неизменный синий ящик с инструментом.

Вдоль обочин, на автобусных остановках и тремпиадах, перед витринами магазинов и лавочек - везде стояли, шли, собирались, переговаривались мужчины в форме. Страна превратилась в военный лагерь. Все куда-то добирались, спешили, всем было необходимо, срочно, немедленно, желательно вчера. Исчезли, словно их здесь отродясь не бывало, левантийская размеренность, нерасторопность, необязательность.
По радио песни перемежались с военными сводками, временами в эфир выходил Мордехай Кармон и вкратце рассказывал по-русски о том, что происходит на фронтах. ******
- Сделайте, пожалуйста, погромче, - попросил тремпист.
- Вы недавно из России?
- Я родился здесь... почти, - ответил парень. - Приехал совсем маленьким.
- Откуда же русский?
- Не так хороший, читаю я совсем нехорошо. Я думал, что даже иврит забыл, последние пять лет - только английский.
Ему нужно было догнать часть где-то в Синае. Когда садился в машину, на мой вопрос: "куда?" - он ответил:
- На юг.
Знал только направление, место он намеревался выяснить в пути. Фронт менялся, двигался, наступал и отступал, чаще - отступал.
"Сейчас десять, домой нужно попасть часам к двум, принять душ и поспать до работы. Значит, два часа на юг, два часа на север."
Иногда к нам подсаживались попутчики, проезжали какое-то расстояние, просили высадить и снова останавливали машины, чтобы продолжить путь. На тремпиады приходили женщины, раздавали бутерброды, наливали из больших термосов горячий кофе. Я два или три раз притормаживал, делал несколько глотков.
- В аэропортах творится нечто невообразимое, - рассказывал мой спутник. - Я добирался через пять стран. Израильтяне захватывают самолёты, берут приступом. Я уже пять лет живу в Калифорнии. Пост-докторат, работа, жена-американка, дети... Каждый раз повторял: "В следующем году в Иерусалиме", верил в это, и знал, что не верю, не соберусь. А теперь война, кинулся в аэропорт, билетов нет, мест нет, народу - тьма, все кричат - на иврите, на идише, на английском, настоящий Вавилон. Всем надо, всем срочно. Так что делает наше консульство? Сортировку! Боевые части в первую очередь. Мне повезло, я танкист.
По радио передавали сводку новостей - на иврите. Я мало что понял, а парень покачал головой:
- Всего, конечно, не говорят. Но ясно: дела не так хороши. Даян сказал: десять лет арабы не нападут на нас. В Америке ему поверили. Преступник...
- Каждый имеет право ошибаться.
- Мы - нет.
В двенадцать я высадил его около колонны воинских автомашин.
- Спасибо, я доберусь. Можно попросить вас позвонить маме? Она разговаривает по-русски. - Он вырвал из блокнота листок и записал номер телефона. - Скажите ей, что подвозили её Сёму. Она обрадуется.

Только я вошёл в душевую и начал раздеваться, позвонили в дверь. Я накинул на плечи рубашку, даже не вдев руки в рукава, и пошёл открывать.
В дверях стоял тот самый бородатый парень в кипе и протягивал мне повестку.
- Ты?
Он кивнул.
- Что, так плохо?
Он опять кивнул.
Я расписался в получении повестки.
- Не опаздывай. В семь вас повезут.

Думаю, что бородатый парень узнал меня, хотя в тот, в самый первый день войны вокруг него толпились тысячи. Я, растолкав толпу, пробился к мобилизационному столу.
- Ты говоришь по-еврейски? - спросил я парня. Он, не дав мне ничего добавить, сказал - на идише:
- Зейде, - сказал он мне, - дедушка, иди домой к своей бабушке. Если настанет время призывать таких, как ты, считай, что уже так плохо, так плохо - лучше до этого не дожить.
А этой ночью, в третьем часу, почти под утро, он позвонил в мою дверь.
- Что, так плохо? - спросил я и расписался в получении повестки.

Сёмина мама сразу подняла трубку.
- Не могу выразить, как я вам благодарна. Я очень волнуюсь. В этом году холодная зима. Когда мы ещё жили там, мой Сёмочка часто болел ангинами. У моего Сёмочки были проблемы с гландами.
- Позвони Йосе, - сказал я перед уходом жене. - Пусть заканчивает убежище без меня.
Утром нас повезли в Синай.
1997
__________________________________________________________________________
* "Фур!"(идиш) - "Поезжай!"
** "Ост шойн получет ди посылке?"(смесь русских и еврейских слов) - "Ты уже получил посылку?"
*** "Ост шойн отправет ди посылке?"(идиш) - "Ты уже отправил посылку?"
**** "Цевет hахашмалаим Хулио вэ-Йоси"(иврит) - "Бригада электриков Хулио и Йоси".
***** "балагул, шнайдеров и сойхеров"(идиш) - "извозчиков, портных и торговцев".
****** Это был день, когда диктор и ведущий русской службы "Голоса Израиля" Мордехай Кармон ещё выходил в эфир. Потом он надел военную форму и ушёл на фронт. Провоевал он четыре месяца.

niw 05.01.2004
 
 


русскоязычная
литература Израиля