|
|
РОМАНС
Милая, пальцы отвыкли от струн,
Тело гитары в руках не дрожит.
Был я когда—то и весел, и юн,
Пел и любил, торопился и жил.
Все исчезает рассветной порой,
Все улетает в туманную мглу.
Все, что любил — называю игрой,
Даже душе своей ночью я лгу.
Я говорю ей: "Еще поживем,...
Много увидим закатов и лун..."
Так и брожу под осенним дождем...
Милая, пальцы отвыкли от струн.
РОМАНС
К чему тебя судьба твоя обяжет,
О чем она поведает тебе?
Зачем гадать, никто о том не скажет,
Пустое дело — доверять судьбе!
Зачем гадать, волнуясь спозаранку.
Когда рассвет над горною грядой,
И смуглые, как небо, сербиянки
Идут к реке, качаясь, за водой.
Зачем гадать, когда судьбе не веришь!
Есть конь и нож, колодн Kарт и страсть,
Рассвет холодный и пустынный берег,
И — пропасть, куда хочется упасть...
20 сентября 1986г. Макопсе
ЗВЁЗДЫ СПЯТ В ВИНОГРАДНЫХ ЛИСТЬЯХ
Звезды спят в виноградных листьях,
Души канувших в мир созвездий!
Помолись за меня, помолись,
Видно силы мои исчезли?!
Может я ничего не понял,
Слыша тонкие перепевы,
Или может нежданно вспомнил
Чернокудрую королеву?
В красной шали она качалась,
И звала меня, и кричала,
Ну а я со своей печалью,
Эту жизнь начинал сначала.
Табор двигался в хмарь ночную,
Бубенцы звенели, качались...
На прощанье тебя поцелую,
Лучше б мы никогда не встречались!...
Одолела память, одолела:
Лес, костры, дыхание ночей.
Пляшет Стелла, веселится Стелла.
— Веселей, цыганка, горячей...
— Эй, Чэргэн, костер горит опасный,
Не проскочишь, попадешь в огонь.
Образ чяй, как розы, черной с красным,
Возникает в зареве кругом.
Кони ржут, гитары плачут.
Птицы зазывают в небеса.
— Нет, Чэргэн не может жить иначе,
Потому, что верит в чудеса.
А над нами небо пламенеет.
Тучи скачут вдаль, за годом год.
Я б любил тебя еще сильнее,
Не успел — ты канула в огонь!
ИЗМЕНИЛА МНЕ ЦЫГАНКА
Звезды светят над рекою,
А на сердце — непокой.
Изменила мне цыганка.
Что ты сделала со мной?
Что же ты меня забыла?
Что ж ты бросила меня?
Ведь тебя и не любил я,
Так как волю и коня.
Что мне горе, что мне горе горевать
Запрягу—ка я гнедого, надо табор догонять.
Что мне горе, горе, горе, что мне горе горевать,
Раз пришла пора любимую менять.
Что мне горе, что мне горе горевать
Я сумел догнать свой табор и другую отыскать.
Что мне горе, горе, горе, что мне горе горевать,
Я нашел кого любить и целовать.
Изменила мне цыганка.
Убежала, ну и пусть!
Был бы конь, была бы воля,
А с любовью разберусь.
Погуляет и вернется
Снова в табор кочевой.
Соловьем она зальется,
Ну а я уже — с другой!
ВАХТАЛО ДРОМ
Песню звонкую спою тебе, и в путь.
Отправляюсь за непознанным ДОБРОМ.
Не забудь меня любовью помянуть,
На прощанье пожелай: "Бахтало дром".
Знаю, верст не сосчитать и не объять,
И захочешь — не сумеешь перечесть,
Но счастливые цыганские края
Где — нибудь, а все же верится, что есть.
Черноглазая р о м н ы, кружи, кружи,
И колдуй о том, что счастье за углом...
Все на свете я отдам ты расскажи
Где земля моя? Где мой надежный дом?
Обовьется, словно дерево, змея.
— Кареглазый, брось, не мучайся. живи.
Жизнь короткая, волшебная, твоя
Предназначена для истинной любви.
А не веришь мне, колдунии лесной,
У израненного дерева спроси.
Брось печалиться, пойдем со мной,
Пошатаемся, побродим по Руси.
Прощальный крик летящих журавлей
Над желтыми осенними полями!
И я бы поскитался с журавлями,
И я не стал бы ни о чем жалеть.
Но остаюсь, земля меня связала
Цепями дел, обыденных, как хлеб.
За это низко кланяюсь земле
И свято помню, что она сказала:
"Храни всегда цыганские кочевья,
Люби ДОБРО, не забывая ЗЛА,
Пока тебя цыганка не спасла,
Не увела с собою в час вечерний,
Пока она под бубна громкий стук,
Не завлекла доверчивую душу..."
И я ответил: "Ты, земля, послушай,
Я в небо, словно дерево, расту.
Но мои корни землю обнимают,
Я связан с ней и телом и душой,
И вырасту, как дерево большое,
И расцвету, небес не понимая".
А мы с тобой, что мы с тобой оставим,
После себя, когда уйдем во тьму,
Или когда, как облака, растаем
В беспечном, легком, утреннем дыму?
Закон цыганский строг и непреложен:
Ты уходя оставить должен хлеб
И соль, и спички, все, что морэ сможет
Придти и взять, чтоб выжить на земле.
Закон, ромалэ, и сейчас тревожит,
И уходя в мерцающую даль,
Оставлю песни я друзьям надежным,
И верность миру, что со мной всегда.
Ромалэ! Братья! Вам дарю я нежность
И преданность, как должно, до конца,
И завещаю вам: гилы и небо,
Все то, что есть в избытке у певца!
ПХУРИ
Ах, память, как убить тебя, не знаю, и радость оживить ну, как, скажи?
Вокруг лежит в огнях Москва ночная, и в небо улетают этажи.
Домой к себе вернусь я спозаранку, чтобы дождаться солнечного дня,
И вдруг возникнет старая цыганка, и дружелюбно глянет на меня.
— Ну, что ты, ром, грустишь, о чем забота?
Давай я кину карты, милый мой!
Наверно ожидаешь ты кого—то, наверное страдаешь об одном?
— Миро пхури, и ночь меня не лечит, и солнце не спасает поутру...
— Сейчас тебе, мой драго, будет легче, сейчас твою судьбу я посмотрю...
Потом еще мгновенье и — смеется, над картами колдует в тишине,
А сердце у цыганки так и бьется, и больше никакой печали нет.
— Ах, драго, драго, что же ты, стареешь?! Забыл, как по России кочевал,
И не считал, что улетает время, и все свои заботы забывал.
Коней поил, плясал, когда был праздник, —
Лихим ты был, я помню, как сейчас...
— Послушай, разве это было, разве один раз в жизни будет звездный час?
— Да, дорогой, всегда одна дорога, и друг — один, и женщина — одна,
И, кроме Дэвлы, никакого Бога, и это тоже не твоя вина!
ЦЫГАН И СМЕРТЬ
Жить да жить бы всегда, эх ты жизнь — круговерть!
Но уходят года и — является смерть!
В облаченьи своем, ишь, старуха, строга.
Он глядит на нее, узнавая врага.
Знать, надвинулся срок, а умом не понять.
— Дай пожить, хоть часок, по земле погулять!
— Ишь, чего захотел? Или мало ты жил,
И в мирской суете мало песен сложил?
Воду пил из ручья, укрощал лошадей,
А еще, знаю я, ты любил светлый день,
И березы ласкал, как любимых своих,
И друзей не искал, не приманивал их.
Собирайся, идем, скоро грянет paccвет.
Нам с тобою вдвоем коротать много лет.
— Погоди, не спеши, дай гитару мне взять,
А потом для души можно будет сыграть.
— Что ж, бери, я не зла, будет нам веселей.
Расступается мгла, собирайся скорей!...
Взял гитару цыган, тихо тронул струну.
— Хороша! Дорога! Помню песню одну!...
И, глазами сверкнув, он запел, застонал.
Спел сначала одну... Пой! — велела она.
Он другую пропел. Угасала луна.
Третью мне не успеть! — Пой! — велела она.
Так и пел до yтpa, а очнулся когда,
Отправляться пора - смерти нет и следа.
|
|
2000-NIW