|
|
|
|
||
|
Об авторе этой книги. Перед нами книга избранных стихотворений недавно ушедшей из жизни Ирины Хроловой. Широкому читателю это имя пока еще мало известно, хотя тот, кто внимательно следит за литературным процессом двух последних десятилетий, возможно, вспомнит ее публикации в журналах “Юность” и “Постскриптум”, альманахах “Тверской бульвар” и “Теплый стан”, в антологии “Русская поэзия ХХ века” (Олма-пресс, 1999). Кому-то, наверное, попадалась и тоненькая книжечка ее стихов “Если можешь – воскресни” (Москва, РИФ, “РОЙ”, 1996). Хролова совсем не стремилась делать поэтическую карьеру, даже во времена, когда стихи были намного востребованней, чем сегодня. Она, насколько я помню, всегда, и особенно в последние годы, чуждалась всяких “тусовок”, не посещала литературных вечеров, не была, что называется, на виду. Доходило даже до того, что Ира забывала придти на свое собственное, уже назначенное выступление, подводя организаторов и оставляя в недоумении собравшуюся публику. Она твердо знала, что поэт – это тот, кто пишет стихи, а не тот, кто становится “притчей на устах у всех”. Нынешние шоу-вумен от поэзии вызывали у нее содрогания. Мы познакомились с ней двадцать лет назад в общежитии Литинститута. Наша дружба началась с моих посещений комнаты поэта Юрия Юрченко, где Ира часто проводила время за пишущей машинкой. Там ей хорошо работалось, несмотря на то, что комната напоминала постоялый двор, где множество народа дневало, ночевало и читало вслух стихи и прозу под меланхолично-благодушным взором хозяина, прогонявшего гостей лишь когда к нему наведывалась очередная возлюбленная. Ира была старше меня на два курса и на пять лет; обаяние ее личности сильно действовало на меня в ту пору. Хролова мало чем походила на типичную литинститутскую поэтессу. Ее суждения о людях, о жизни, о литературе поражали беспощадной точностью и бескомпромиссностью. Это было время, когда она начала писать свои лучшие стихи, в том числе и цикл “Зеркало”. Этот цикл или “поэма в осколках”, как потом назвала его Ирина, распространялся по общежитию наравне с самиздатом, без имени автора, дабы не искушать еще не утративших ретивость комсомольских активистов. Один неосведомленный стихолюб-однокурсник в разговоре со мной приписал “Зеркало” Арсению Тарковскому. Читателю, ожидающему от поэзии каких-либо сногсшибательных новаций, я бы не посоветовал открывать эту книгу. Подлинная поэзия всегда преемственна. И формально, и содержательно Хролова – поэт вполне традиционный. Ее учителями могут быть названы ныне всеми “заезженные” Ахматова и Цветаева (ранняя). Более искушенный читатель непременно отметит влияние Георгия Иванова, которому посвящено, кстати, одно из ее стихотворений (“Измеряется вечность не мерою смерти…”). От Иванова – лапидарность, фрагментарность ее стихотворений, их обыденная интонация, способность четко называть вещи своими именами. Но сквозь всевозможные влияния чудесным образом прорывается собственный неповторимый голос Ирины Хроловой. И подобная оригинальность, как у большинства классических поэтов, есть не столько опознаваемый ряд особенных стилистических приемов, эта оригинальность ощущается скорее как душа того или иного стихотворения, цикла, книги, творчества в целом… С Георгием Ивановым ее роднит еще и присущий им обоим трезвый, лишенный иллюзий взгляд на действительность. Основная тема зрелых стихов Ирины лучше всего формулируется ею самой:
Многие из ее поздних стихотворений ужасают своей безысходностью. И все же, в них порой вспыхивает вера в то, что не “все бессмысленно и бесполезно”, и тогда Ирина пытается “славить Свет”, говорит о своей жажде жизни. В то же время она полна постоянных предчувствий, что ее жизнь вот-вот оборвется:
Это предсказание, как случается только с настоящими поэтами, сбылось с буквальной точностью. Ирина Хролова умерла во сне, утром 8 апреля 2003 года, сорока семи лет от роду. Игорь Меламед |
||||
|
Ирина Хролова Несколько стихотворений из книги "Я жива", подготовленной к изданию Издательским содружеством А. Богатых и Э.Ракитской (Э.РА) * * * Слова неверны, слава неверна. Гитара врет, и голоса фальшивы. А впрочем, слава Богу, что мы живы, - Спасибо и на том, моя страна. Спасибо, что башка еще варит, Глаза глядят и руки обнимают… Лишь Кашпировский правду говорит. Хоть сам ее вполне - на понимает. Гитара врет, и мы поем не так: Совсем не в такт, нелепо, некрасиво… За наш уютный маленький бардак, За слепок твой, страна моя, - спасибо. Спасибо за красивое кино, Где подают спасение уродам… Мы пьем за Бога, что прошел по водам И воду превратил - в вино. * * * Что мне делать с тобою? - Не знаю. - Попробуй ответь, Что мне делать с собой, если сердце не хочет твердеть, Превращаясь в какой-нибудь сплав жаростойкий? Я скитаюсь по городу в дымном и душном чаду. Я скитаюсь по осени… Боже, куда я приду Под железной и твердой рукой перестройки? Этот город пытается выстроить свой Колизей. Эта осень полна пустырей и насмешек друзей. И дышать не дает отвратительный запах помойки. Что мне делать с тобою, не знаю. Попробуй ответь, Что мне делать с собой, если тело, моля помереть, Вновь очутится в чьей-то случайной прокуренной койке… * * * …и за что нас теперь все уводят и ныне и присно И во веки веков в это косноязычие боли, Если только во сне - в этой дикой языческой призме - Мы себя ощущаем, как дети и звери, на воле. Что мне снится - не знаю. Но я и во сне одинока. И душа, разрастаясь, вылетает из теплого тела И гуляет везде, где и я бы гулять захотела - То на Севере диком, то в сельве реки Ориноко. * * * Крыша надежна, добротен уют. Кормят и поят. И даже не бьют. Хочешь лежи, Хочешь пляши - Только ночами стихов не пиши. Раз, говорят, наконец повезло - Ночью не спать - величайшее зло. Хочешь рисуй, Хочешь лепи, Только ночами, пожалуйста, спи. Все разрешают: живи, здоровей! Только ночами молчи, соловей. Вот и молчу, ничего не хочу, Азбуку жизни семейной учу: Лечь по звонку, Встать по звонку… Ох, тяжело моему позвонку! * * * Мне как-то позвонил случайно Толик. Болтал о том, о сем и, между прочим, Вдруг прочитал одно стихотворенье Чухонцева. И там была строка, Потрясшая меня не новизною, Не смелостью, а строгим точным смыслом Всего, что происходит на земле. "…а кровь - все кровь, и требует расплаты…" Вот как это сказал Олег Чухонцев. А прежде я считала у японцев, Не помню у кого, - там говорилось: Убитый должен сам убить убийцу, Чтоб не было убийства на земле. Как просто все решилось! Если платы Кровь требует - убитый убивает Убийцу; сам становится убийцей И снова погибает от руки, Его сразившей первою… А мы? А мы, как говорится, ни при чем. Какое счастье! Пусть их платят сами, Ведь дети за отцов не отвечают, И нас освободили от долгов. …Когда бы грек увидел наши игры… * * * Нежно в воздухе витая, При любой погоде, К детям Дева Пресвятая По ночам приходит. Подойдет она к любому - К сироте, калеке, - Освежит лицо больному, Поцелует веки. Сны хорошие навеет, - Ей все дети любы! - И улыбка обогреет Ласковые губы. Любит всех - и в этом дело! - Любит так же сильно, Как всегда любила Дева Собственного Сына. * * * Вот уже никого ты не мучаешь, О себе, бесполезной, скорбя… Бог, надеюсь, условия лучшие Создал там, наверху, для тебя. Не грешна она, и не ищи ее, Не свята, - не ищите зазря Ни в аду, ни в раю, ни в чистилище, А в привратницкой у ключаря. Там, в пижаме нестираной байковой Попивая некрепкий квасок, Потешает Петра она байками, Чтоб забыл о делах на часок. В общем, все у нее, как и ранее, Без особых страстей и забот: Теплый дом, и мужское внимание, И к обеду большой бутерброд. * * * Я немного постою Возле Шебашевского… Как же вышло, мать твою, - И спросить-то не с кого! И с кого теперь спросить За твои мучения!.. Что ли мне поголосить, - Так, для развлечения?.. А чего ж не голосить, - Дело добровольное!.. Даже с Бога не спросить! А со пса - тем более. Вот он рядом, твой подъезд, - Служба аварийная! - Пес не выдаст - Бог не съест! - Так и говорила мне! Пес не съел - не выдал Бог, - Что ж я - в одиночестве? И ступать на твой порог Без тебя - не хочется… Почему-то сердце жмет, Так и хочет выскочить… Бог назад не выдает, - С Дону нету выдачи! * * * Еще покуда тлеет уголек, Не поддавайся тени, Игорек. И пусть душа твоя давно в смятенье, Молю! Не поддавайся смертной тени. Как бы вкусив нечаянного яда, Я и сама смятением объята, Как будто некто в самый светлый день Наводит злую тень на мой плетень. Как будто некий шварцевский дракон Пытается нас в свой запрячь закон, Чтоб мы его послушно повезли По всем пределам неба и земли, По всем угрюмым подземельям ада. Но все-таки пугаться нам не надо. Пока еще горит живой костер, И Бог над ним живую длань простер. * * * По какой-либо там вероятной весне У меня остановится сердце во сне. У меня остановиться сердце - и вот Ира Хролова больше уже не живет. Это честный подарок великой любви За безвестные миру мученья мои. * * * Надо же хоть изредка понимать: Никому не хочется помирать. Смерть - она не каждому по плечу… Ох, с какою жаждою жить хочу! Пусть во всем виновна я - все равно. Сладкое церковное пью вино, Стоя у заутрени… Свет в окне… Что там голос внутренний шепчет мне? Льется Богородице свет в глаза. Надо мною носится стрекоза. Крылышками прозрачные все ясней… Господи! Что значу я рядом с ней… Рядом тихо молятся… Не спеши, Если слово молвиться из души. Всякому дыханию - много лет! Этими стихами я славлю Свет. |
||||
|
|
||||
Тираж
будет отпечатан на средства друзей
автора. Нам очень хочется, чтобы
книгу Ирины Хроловой прочло как
можно больше читателей.
|
|