В.Кабанов Главы из книги "Однажды приснилось" 
 

Умер Венедикт Васильевич Ерофеев.

Как же стремительно всё теперь происходит. Вот ведь только
что, совсем недавно, в юное ещё издательство «Книжная палата»
пришли Саша Давыдов и Юра Ефремов, и речь пошла об альмана-
хе «Весть». И сразу — сомнения, переполохи: что за вольный та-
кой альманах, как бы чего не вышло, и будет ли выгода? И самый
неопровержимый отвод всей затее: да они же «Москва — Петушки»
включили, это вообще непечатно!

Потом было так: если издательство (то есть главный редактор)
возьмёт на себя «Петушки», то всё остальное в альманахе — уж
как-нибудь. Я, к счастью, раньше не читал (не было привычки
бегать за самиздатом, а в руки попадает — читаю). Если бы раньше
читал, наскоро, по-самиздатски, не знаю, как бы теперь поступил...

И вот — читаю. Уникальность процесса смог оценить только по-
том. Представьте, что некий редактор впервые читает список не-
изданной вещи, о которой давно говорят, и публикация зависит от
этого чтения... А вещь называется, ну, скажем, «Горе от ума».
Такое чтение не может не быть вульгарным. Ведь главный решае-
мый вопрос не в том, что за вещь, а — можно или нельзя?

Я очень мало понял эти трагические листы, но и забыл быть
вульгарным. Я ведь слышал, что это матерный, чёрный роман,
беспредел алкогольный и вообще не роман, а чёрная хохма. И
вот, читая, я ужасался, что мог не прочитать и остаться с тем
представлением, со слов. Отчего-то всё время вертелось:

...Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь...

Нет, не «Кубанской», не «Свежестью», не «Слезой комсомол-
ки», — высочайшей и очень давно не испытанной гармонией упи-
вался я, глотая медленно и неправильно эти и матерные, и алко-
гольные, и чёрно-хохмаческие строки.

И уже не стоял так вопрос: возьму ли я на себя? Разве же в этом
дело? Ну, приходил к нам в редакцию другой Ерофеев; принёс
«Русскую красавицу», сказал:

— Если хватит у вас смелости...

Я прочитал. И вернул Наде Ганиковской:

— Пусть живёт. Но не здесь.

А когда я где-то прочитал, что Лимонов пользуется «крепким
мужским языком», изумился до крайности: во-первых, этот «муж-
ской» язык, слишком хорошо знакомый мне с довольно раннего
детства, присущ и второгоднику из пятого класса, а во-вторых,
написать отчётливо короткое слово всего из трёх букв — и сколько
раз угодно — это слишком нетрудно. Но в чём же здесь искусство?

А тут — такая гармоническая странность. Стихи, растущие из
сора, но не срезанные, не перенесённые в хрусталь, а — сор, цве-
тущий цветами.

А потом я увидел его. Веничку Ерофеева... Что же мы лиц-то не
видим?! Ведь на то они и лица, они же говорят! Никогда не лицез-
рел я более прекрасного лица. Да, именно так — лицезреть его
хотелось. Глаза — невероятной глубины, голубизны и светлости.

Через двадцать лет после окончания кабельных работ в Шереме-
тьево мы праздновали выход «Вести» и первую в родном отечестве
публикацию «Москва — Петушки». Венедикт Васильевич подарил
мне автограф. Текст его был аристократически прост: такому-то от
автора с почтением. Затем он указал год, я протянул уже руку, а
Венедикт Васильевич что-то ещё приписал. Я прочитал, отойдя:

В День Советской милиции.

В церкви, на отпевании, было много народу. Мы вышли вме-
сте с Федотом Федотовичем Сучковым, добрались до его мастерс-
кой у Петровских Ворот и помянули писателя Венедикта Ерофеева.

Потом издательский редактор «Вести» Вика Сагалова возила меня
к жене Венедикта Васильевича Гале. Та рассказывала, как грабят
её новые издатели из старых комсомольцев. По поводу оплаты от-
дельного издания «Петушков» один из них сказал:

— А объем — какой? Маленький. Надо было больше писать!
Мы говорили о возможных изданиях. В частности, о дневнико-
вых записях. Галя дала несколько ксерокопированных страничек
для образца. Так они у меня и остались. На первой страничке
стоит заголовок:

Вен. Ерофеев
(Из разговорной тетради)


Позволю себе несколько выписок:

Мало того, что махали мечами, писали так, что даже в переводе
на русский (по латыни тем более) дух захватывает. (Ю. Цезарь)

И до 5-го мая в магазин не ходим?

«Прогулки с Пушкиным». Невкусно. Плохо. Неинтересно.

...Вдруг появился «Токай»...

«Свобода» дважды сообщала о моей кончине...


Кто пьёт? Кто любит выпить? — Ерофеев Венедикт Ва-
сильевич.


1990