Значит, есть некий образный априоризм, что залегает под рассудочным и понуждает в своем силовом поле опилки рассудочных выкладок так, а не иначе располагаться. Но это силовое поле - уже сверх или под логикой: оно истекает из всего бытия данного народа, включая и особый склад природы (материю, вещество), быт, язык, историю (культуру), этнос и характер (психику). Так я вышел к понятию - национальный Космо-Психо-Логос. Подобно тому, как каждое существо есть троичное единство: тело, душа, дух, - так и всякая национальная целостность есть единство местной природы (Космос), характера народа (Психея) и склада мышления (Логос). Следовательно, чтобы проступила особая национальная логика, надо целостность бытия одного народа сравнивать с аналогичной целостностью другого. На этом фоне и логики, как верхушки сих айсбергов, различимы и понятны станут. Таким же образом и "национальный характер", и "национальный дух" - эти трудно уловимые сущности, импрессионистически описываемые, - можно посадить на более объективные основания: тип природы, культуры, языка… Подход к национальным логикам со стороны языка намечен в гипотезе Сепира-Уорфа. Но сам язык должен быть опущен в целостность национального бытия: он - ее глагол - Логос.
В Космо-Психо-Логосе три элемента ("уровня") национальной целостности находятся в отношении и соответствия (тождества), и дополнительности (противоположности и уравновешивания) друг с другом. В описании и анализе тут требуется тонко работать, ассоциируя и расчленяя, дифференцируя.
Мой подход - Космо-софия, то есть "мудрость Космоса" (по аналогии с "историософией", которая - "мудрость Истории"). Слово "космос" берется в первичном, эллинском смысле: как "строй мира", гармония, но с акцентом на природном, материальном.
Природа, среди которой народ вырастает и совершает свою историю, есть первое и оче-видное, что определяет лицо национальной целостности. Она - фактор постоянно действующий. Тело земли: лес (и какой), горы, море, пустыни, степи, тундра, вечная мерзлота или джунгли; климат умеренный или подверженный катастрофическим изломам (землетрясение, ураган, наводнение…); животный мир, растительность - все это предопределяет и последующий род труда и быта (охота, бортничество, скотоводство-кочевье, земледелие-оседлость, торговля-мореплавание и т.д.), и модель мира: устроен ли космос как Мировое Яйцо, Мировое Древо (ясень Игдразилль в скандинавском эпосе), как тело Кита (Левиафан и Моби Дик), как священный Конь или Верблюд (у кочевников, в символике киргизского писателя Чингиза Айтматова, например)… Здесь коренится арсенал символов и архетипов, национальная образность литературы и искусства, которые весьма стабильны.
Природа каждой страны - это не географическое понятие, не "окружающая среда" для нашей эгоистической человеческой пользы, но мистическая субстанция - ПРИРОДИНА (мой неологизм: Природа + Родина в одном слове), Мать-земля своему Народу, кто в отношении ее одновременно и Сын, и Муж - как в древнегреческой мифологии Гея (Земля) рожает себе Урана (Небо), кто ей и сын, и супруг. Что же тогда История? История есть супружеская жизнь Народа и Природины за смертный срок данного национально-исторического организма. Культура же - чадородие их брака.
Ныне ахнули: что сделали с природой! - и возникло слово "экология". Но оно, научненькое, - тоже гуманистично-эгоистично: будем жалеть природу, как рачительный хозяин жалеет кобылу: не загоняет конягу в усмерть. Нет, вернуться к благоговению перед Природой как сокровищницей сверхидей тайного разума. Природа - это текст, скрижаль завета, которую данный народ призван расчитать, понять и реализовать в ходе истории.
Здесь является новый актор в национальной космо-исторической драме - Труд, который - создатель Культуры на этой Земле. Труд работает в соответствии, в гармонии с Природой - и в то же время восполняет искусством то, чего не дано стране от естества. Например, в Нидерландах, где Природа отказалась дать достаточно земли своему народу, последний расширил себе территорию по вертикали и по горизонтали благодаря своему труду.
Другой пример - Россия. Она - страна равнин и степей, без значительных гор, так что Природа как бы отказала ей в вертикали бытия. И вот, как бы в компенсацию за это отсутствие, в России в ходе истории выстроилась искусственная гора гигантского государства с его громоздким аппаратом, и жизнь страны обрела таким образом вертикальное измерение.
Уникальный пример являет собой Еврейство. В то время как другие национальные целостности сочетают Космос, Психею и Логос, этот Народ смог существовать в ходе истории без своей Природы. Благодаря этой уникальности (в частности) они - "избранный народ". Еврейский вариант я определяю как "Психо-Логос минус Космос". И как в математике минус, отрицательное число есть не просто отсутствие, но значащая величина, так и "минус-Космос" есть весьма значащее отсутствие. Те субстанции и энергии, которые в других народах распространяются экстенсивно на их территориях (уходят в возделывание земли, постройку городов, тратятся в войнах с соседями…), здесь содержатся в Психее и в Логосе, делая их необычайно активными и дифференцированными. "Тора" - их терри-тора. Природа еврейства - это его народ. Космос оказался как бы вдавлен в Этнос. Главная заповедь здесь - жить, выжить: "Быть живым, живым и только, до конца", - как это выражено Пастернаком. И, кстати, когда в России после разделов Польши оказались миллионы евреев, тут же возникло метафизическое "влеченье - род недуга": минус-Космос привился к такому сверх-Космосу, как Россия. И этот восторг - в Левитане-пейзажисте, а у Пастернака - так просто плотоядная влюбленность в русскую природу…
Если национальный Космо-Психо-Логос может быть понят как Судьба данному народу, то Труд, История и Культура могут быть поняты как его Свобода. Или, точнее, - как Творчество в силовом поле между полюсами Судьбы и Свободы.
Тут важнейший пункт и акцент. Все бытие человека и человечества - между Предопределением (природа, тело, этнос, смертный срок, традиция…) и Свободой (личность, дух, воля, творчество…). И то, что я взялся описывать: национальный Космо-Психо-Логос, - это, в общем, зона Судьбы. Я пытаюсь понять волю объективного бытия - до моего входа в мир, предданность, как бы Ветхий завет каждому народу. Но также равномощно действует Новый завет - Свободы, Личности - в каждый данный миг, и будущее созидается в их диалоге. Но Новый завет пишется по скрижалям Ветхого, и резец Свободы гравирует по табло Судьбы. Последнее (как бы Пред-определение) я и усиливаюсь рас-читать. А значит, только один аспект и сторону каждой национальной целостности.
Другую важную ограниченность своего подхода выражу изречением Гераклита: "Для бодрствующих существует единый и всеобщий космос, из спящих же каждый отвращается в свой собственный" (фр. 95). Так что национальные образы мира - это как бы сны народов о Едином. Зачем же заниматься снами? А чтобы не принимать их за действительность, отдавать себе отчет в ограниченности и локальности наших даже самых общих представлений. В то же время через сопоставление и взаимную критику разных "снов" есть надежда и до образа истинной реальности докопаться. Ведь Инвариант Бытия видится каждым народом в своем варианте, как единое Небо сквозь атмосферу, определяемую разнообразием поверхности Земли. И тот "Космос", который я для каждого национального мира описываю, прежде всего понизовый: земляной, а не звездный…
Для работы такого рода понадобился метаязык, которым можно бы характеризовать и Космос, и Психею, и Логос. В качестве такового я использую древний натурфилософский язык "четырех стихий". "Земля", "вода", "воз-дух", "огонь" (в двух ипостасях: "жар" и "свет"), понимаемые расширительно и символически, суть слова этого метаязыка, а синтаксис - Эрос (Любовь и Вражда эмпедокловы, притяжение-отталкивание естествознания). Давно уже, и в ХХ веке особенно, бьются над тем, чтобы создать поверх естественных национальных языков, слишком обремененных п(л)отной, тяжкой вещественностью, и поверх жаргонов научно-профессиональных, искусственных языков - метаязык, которым можно бы обозначать все единое, всепроникающее. И вот изобретают язык условно-договорных знаков: А. В, С… Но они даже не символы. От этого языка нет перехода к реалиям, к вещественности, от нашего гнозиса - к логосу. Язык же первоэлементов не надо выдумывать, он есть и незыблемо пребывает в смене времен, в прибое племен. Его термины внятны и эллинским натурфилософам, которые назвали их "стихиями" (=устоями) бытия, и индийским Упанишадам, где они выступают как "махабхута" (=великие элементы), правда, там их пять: еще и "акаша" (=эфир), а в разных системах и еще больше. Но и современное научное знание не станет от них открещиваться. Ведь что такое "четыре агрегатные состояния вещества", как не "земля" (твердое), "вода" (жидкое), "воздух" (газообразное), "огонь" (как бы плазма)?
Но они расширимы и в духовную сторону: языки обиходный и поэтический непрерывно производят это зацепление Духа баграми метафор, и вся художественная образность в литературе и искусстве может быть распределима и классифицируема по гнездам четырех стихий. Но и дальше в зону духовного с ними можно углубиться. Например, аристотелевы "четыре причины" (категории уже чисто духовного порядка) допускают приуроченье к стихиям, и вероятное распределение может выглядеть так: "земля" - причина материальная, "огонь" - деятельная. Это кажется безусловным. "Вода" - целевая причина, энтелехия (ибо - течение, процесс, откуда и куда). "Воздуху" остается формальная причина - воз-духовны, невещественны эйдосы, идеи, хотя еще и световы они, "огненны".
Таким образом на языке стихий можно выразить и физику, и метафизику, идеальное. Он универсален. Более того, он демократичен, понятен даже ребенку и простолюдину: каждый может опереться на вещественный уровень и понимать на нем, о чем идет речь, позволяя в то же время отвлеченным умом воспарять по стихиям в эмпиреи духа и мыслить под ним его реалии. И поскольку никто не отлучен от этого метаязыка, по его каналам может и наше сознание подключаться к любому явлению и тексту и , читая его, как бы сотрудничать в представлении разных вещей и в толковании их значений посредством некоторого совоображения. Сам акт наложения древнего языка четырех стихий на современность, заарканивая и отождествляя концы и начала духовной истории человечества, есть фундаментальная мета-фора (пере-нос) и образует поле, с которого снимается богатый урожай образов и ассоциаций посредством дедукции воображения и воображением (иль "имагинативной дедукции" - обозначим это дело так для любителей иностранных терминов: тогда оно пребудет в "научном законе").
Свои подходы к реконструкции национальных космо-логосов предлагает фонетика стихий. Естественные национальные языки трактуемы - как голоса местной природы в человеке. У звуков языка - прямая связь с пространством естественной акустики, которая в горах иная, чем в лесах или степи. И как тела людей разных рас и народов адекватны местной природе, как этнос - по космосу, так и звуки, что образуют плоть языка, в резонансе находятся со складом национальной природины. Рот и есть такой резонатор, микрокосм - по космосу. В нем нёбо = небо, язык = человек, индивид, единица, "огонь" - стихия. Губы = мягкое, женское, влажное, волна, Двоица, стихия "воды". Зубы = кость, твердь, горы, множество, стихия "земли". Дыхание = "воз-дух". Гласные = чистые координаты пространственно-временного континуума: А = вертикаль, верх-низ, открытое пространство. Е = ширь. И = даль. О = центр. У = глубь, нутро-недро. Согласные заполняют чистый космос разнообразием. Глухие смычные = мужское начало, "огнеземля". Звонкие и носовые, а также сонорное "л" = женское, "вода". "Р" = "огонь" (звук тРуда, истоРии и гоРдыни, "я"). Фрикативные = "воз-дух": струя ветра трется в С, З, Ш, Ф… Выясняя удельный вес этих элементов в фонетике данного языка (еще учитывать передне-, задне-, верхне- и нижнеязычные звуки), удается в лаборатории рта прочитать иерархию ценностей в данном пространственно- временном континууме, что здесь важнее: верх / низ, даль / ширь, перед / зад, зенит / надир, мужское / женское и т.п.
Во рту совершается таинство перетекания Космоса в Логос, материи в дух: язык еще вещественен (звуки), но уже и спиритуален (смыслы). В фонетике каждого языка имеем портативный космос в миниатюре: именно - переносимый, так что можно и не ездить в чужую страну, чтоб постичь ее менталитет, а вслушиваться в язык… Вот, например, берусь выяснять Польский Космос. Потрясающее преобладание шипящих в языке - мне подсказ для перевода на язык стихий. Шипение = огонь в воде: загашение стихии огня - влаго-воздухом, драма человеческого факела (по прогорании которого, в идеале, остаются - "Пепел и Алмаз", но это самоидеализация Польства). Проверяю - Шопеном. Клубление волнующегося вокруг мелодии, темы - пространства: пассажи, овевания, мелизмы, дух, дышащий в "аккомпанементе", - все это активность посреднических стихий: "воды" и "воз-духа". Сравните щелкающий в пустоте сухой форшлаг, затакт и даже трель на одном горизонте в германском космосе "огнеземли" - с шопеновскими фигурациями и мелизмами: в них Логос влаго-воздуха. Пассажи Шопена, фактура трепещущая его, рокотание и дрожь - это аналог шипящих в фонетике. Даже "р" превращается в Польше в "ж" (латинское res тут овлажняется в rzecz, звучащее как "жеч"): то оженствление мужского, ургийно-гордынного начала "огнеземли"… Еще и носовые гласные польского, как и французского языка, соответствуют активной роли женщины: дамы и пани - там. Ибо носовые - это "вода" + "воз-дух" = пена (а это - состав Афродиты "пеннорожденной", хотя там та еще пена: из спермы отсеченного фаллоса). Пена - Пани…

3

Теперь рассмотрим элементы разнообразия. Существенны национальные варианты Пространства и Времени. Под латинским spatium (откуда французское l'espace и английское space) лежит интуиция шагания: глагол spatior - "шагать", ср. немецкое spazieren; пространство мыслится рубленым, дискретным. Немецкое же Raum (от rдumen - "очищать") - есть "чистое", "пустое". В картине мира здесь приемлема пумтота, тогда как романский гений преследуем "страхом пустоты" (horror vacui), и здесь внятны континуум и полнота (plein air, пленер, буквально "полный воздух") - такова космогония по Декарту и Лапласу. В русском же "проСТРАНство" явно слышится "страна" = ширь, бок, край, "родимая сторонка"…
Вообще в паре: Пространство и Время русскому интимнее, роднее - Пространство. Недаром и священное слово "страна" - того же корня. И показательно, что проникшийся русским Космо-Психо-Логосом поэт Пастернак так обожал слово "Пространство" - очень частотно оно у него, а вот насчет Времени - высокомерно-пренебрежительно к нему: поэт, "Вечности заложник у Времени в плену", вопрошает: "Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе?" - так фамильярно. Когда же Россия вступает в контакт и клинч с Западом (как после 1-й мировой войны), тогда истерика ускорения: "или мы догоним, или нас сомнут!" - и подстегиванье Времени: "Время, вперед!", и Маяковский заигрывает с Временем: "Время, начинаю про Ленина рассказ" и "Время - вещь необычайно длинная…" - как о чем-то весьма экзотическом тут и искусственно форсированном.
А вот в Германстве Время первее Пространства (которого, "жизненного", здесь не хватает). Пространство, по Канту, - форма внешней чувственности, а священна для немца область Innere - "внутреннего", и Время как раз априорная форма внутренней чувственности, жизни души и строительства личности и "я". И у Хайдеггера главный труд и проблема: "Бытие и Время" (Sein und Zeit).
Англосаксонское уравнение: "Время = деньги" не могло бы прийти в голову русским. Что же до Соединенных Штатов Америки, то страна эта столь же обширна, как и Россия. Но англосаксы прибыли сюда с принципом Труда - и Временем как его мерой. Так что отношение Пространства ко Времени: S/T=V - идея Скорости важнейша для американца, нового кентавра, "человека-в-машине", - успех…
Конечно, все элементы, которыми описываются национальные космосы, присутствуют в каждом, но - в разных пропорциях, акцентах и качествах. Их-то уловить - и есть нам задача.
Или возьмем преобладание горизонтального или вертикального измерений. Для России, страны "бесконечного простора" (выражение Гоголя), горизонтальные (в)идеи: Даль, Ширь, Путь-дорога - превалируют в шкале ценностей. То, что в гористом космосе Болгарии "горе-долу" (буквально: "вверх-вниз"), по-русски - "при-БЛИЗ-ительно". Для Германии же основные символы: Глубь (Tiefe) и Высь (Hцhe), модель Древа и структура Дома (Haus) усматриваются априори во всем. Тут вертикальное измерение преобладает в координатах Космо-Психо-Логоса.
То же самое - в Италии, где "комната" - stanza, что значит "стоянка" (ср. с французским logement = "лежанка" - "протяжению" декартову аналог, горизонталь…), а приветствие "Как живешь?" - Come sta? - "как стоишь?"… Но тут проступает различие уже внутри вертикальной ориентации. Италия - космос нисходящей вертикали, а Германия - восходящей. Сравним архитектуру. В Италии купол, арка суть образы неба, опускающегося на землю. В Германии - готический собор со "стрельчатостью", кирха со шпилем - все выражает усилие земли, низа - взобраться вверх (протестантизм!), пронзить, завоевать небо, как Вавилонским столпом, построя свой "дом бытия". В немецком языке - восходящие дифтонги: auf, aus, ein, а в итальянском - нисходящие: ua (quanto), ue (questo), ia (mia)… В Италии Галилео Галилей изобрел в механике теорию "свободного падения" тел. И в итальянской музыке мелодия вида "вершина-источник" (как этот тип мелоса именуют в музыковедении), ниспадающая арками, часта. Вспомним неаполитанскую тарантеллу, "Санта Лючия", арию Чио-Чио-сан и т.п. Все они - секвенции нисходящих арок, как в итальянских палаццо. В германской музыке, напротив, восходящее усилие преобладает (в их более суровом космосе, требующем Труда, а не так дарово и благодатно жить, как под небом Италии…). Сопоставим аналогичные по настроению и выразительности - предсмертный дуэт Аиды и Радамеса у Верди и смерть Изольды у Вагнера. В последней - взбирание, даже карабканье в высь, завоевывая ступень за ступенью новый этаж бытия (небытия). Это же мускулистое стремление (Streben, Schwung - "порыв" - тоже из германских архетипов) в высь - и в разработках бетховенских сонат и симфоний…
Культуры и ментальности различаются и по тому, как в них понимается происхождение мира и всего. Порождаются ли они Природой, или производятся трудом? ГЕНЕЗИС или ТВОРЕНИЕ? Для греков возникновение всего - это Теогония и Космогония: существа и явления мира рождаются титаншами и богинями в бесконечных совокуплениях с титанами и богами. Для евреев же безусловен акт Творения мира Богом - креационизм. Эти два принципа я называю ГОНИЯ и УРГИЯ: первое - от греч. gone = "рождение", откуда и "ген", а второе - от греч. суффикса делания - ourg, как в "деми-ург", или как в моем имени "Ге-орг-ий", что значит "возделывающий землю".
В Германии ургия превалирует. Немцы славны как мастера в труде и форме и в инструментальной музыке, не вокальной, что более натуральна, "гонийна" (и в Италии торжествует). Ургия в Германстве перехватывает и продолжает гонию. Даже слово Baum = "дерево" - означает в то же время нечто "построенное": есть причастие от глагола bauen - "строить". И "крестьянин", по-немецки это Bauer, то есть "строитель", конструктор с землей… В России возникновение вещей понимается более пассивно, с нашей, человеческой стороны: Бог знает, как все произошло… Может быть, само собой, или рождено Матерью-землей… И вообще нет маниакальной вперенности германского ума в происхождение, причины, начала всего, отчего каждый немецкий научный труд открывается обширнейшим введением в историю вопроса. Кстати, сам термин "история" - Ge-schichte = буквально: "со-слойность", набор, объединение пластов-"шихт" - интуиция народа горняков, посвященных в недро и нутрь, в фундамент-основу, туда автоматически наводится немецкий Логос, притягиваемый этим полюсом тяготения.