Употребляя термин «Богиня-Мать», подразумевают универсальное воплощение женского начала, богиню-прародительницу, не имеющую равновеликого себе супруга.

 Она – «созидательница вселенной со всем, что в ней происходит». Н.Л. Жуковская отмечает, что в архаическом мышлении «ведущим было женское начало, вездесущая, всемогущая, проявляющая себя во всём богиня-мать, а всё мужское было второстепенным, подчиненным, проявляющимся в лице ее спутника-супруга». Одна из главных ее черт – амбивалентность: она предстает воплощением и жизни, и смерти, она может выступать и как хозяйка небес, и, что особенно для нас важно, как владычица подземного мира. В мировой мифологии преисподняя – это не только мир умерших, но и средоточие глубинной мудрости (как видим, даже фразеология современного языка сохраняет эту связь мудрости с нижним миром), которая регулярно отождествляется с женским началом, то есть является составляющей образа Богини-Матери.

Если в большинстве современных религий (исключая локальные верования архаичных племен) господствующим началом является мужское, а от культа Богини-Матери остались лишь слаборазличимые следы, то в тибетском тантризме картина совершенно иная. Здесь, как и в шиваизме, каждое мужское божество имеет свою божественную супругу-шакти (в буддийской терминологии – «праджня»), с которой сливается в вечных объятиях. Тантрическая традиция утверждает, что боги становятся могучими и мудрыми только благодаря соединению со своими шакти. Шакти (женская энергия), праджня (запредельная мудрость) представляют собой сплав женственности и мудрости. «Что касается блаженства и пустоты, — говорил в одной из своих лекций Далай-лама XIV, — то здесь подразумевается неразрывное единство мудрости, постигающей пустоту, и глубокого переживания блаженства... Значение использования блаженства для реализации постижения пустоты столь велико, что многие медитативные божества тантр высшей йоги изображаются в соитии. Но, как я уже говорил, это блаженство очень отличается от того, что испытывается в обычном половом акте». Мудрость, символизируемая женским началом («праджня»), считается имманентно существующей, разлитой в мире. Мужское начало представляет собою метод («упайя»), посредством которого постигается мудрость. Рассмотрим понятие праджни детально. Этим словом обозначается женская ипостась божества, его женская энергия, иконографически передаваемая как супруга; также праджня – это запредельная мудрость, постигаемая лишь интуитивно, в состоянии озарения. Если мы проанализируем это не с религиоведческой, а с мифологической точки зрения, то придем к выводу, что отождествление понятий «супруга» и «мудрость» означает, что женщине мудрость присуща изначально, в то время как мужчина должен мудрость постичь, и постижение это идет через женщину, что на иконографическом уровне передается как «яб-юм» (дословно «отец-мать»: бог и его праджня сливаются в супружеских объятиях), а на уровне текста – как многочисленные сюжеты о великих святых, получавших мудрость от дакини, причем в некоторых случаях речь идет не только о духовной передаче, но и о плотском соединении.

Воплощением мудрости как таковой предстает Праджняпарамита – высшая из степеней духовного совершенства (парамит), символизирующая интуитивное познание, озарение. Одновременно Праджняпарамита является и философским понятием, и названием корпуса священных текстов, и богиней, иконография которой не только зрительно передает философскую концепцию, но и содержит ряд черт, позволяющих видеть в Праждняпарамите элементы мифологемы Богини-Матери (в атрибутику богини входят и лотос, и меч – женский и мужской символы).

Тантрическим возвышением женщины как воплощения мудрости объясняется женственный (и иногда женовидный) облик мужских божеств. Так, стоящего Авалокитешвару регулярно пишут с большими, округлыми бедрами.
Здесь же следует отметить еще одну черту Богини-Матери, очень важную для понимания мировоззрения тибетского буддизма, – двуединство эротизма и целомудрия. Поскольку Богиня-Мать не имеет супруга, но является прародительницей всего сущего, то это и создает названную амбивалентную черту. В мировой мифологии она может реализоваться по-разному: от образа Иштар, одаривающей своей любовью множество героев и губящей их, до образа Артемиды, которая, будучи изначально прародительницей и губительницей диких зверей, в классической мифологии становится охотницей и девственницей; от сибирских богинь очага, именуемых «мать-огонь», до римской девственной Весты с ее весталками.

В тибетском буддизме эта амбивалентная черта воплощается, во-первых, в самой сути тибетского тантризма – в символической, а не плотской трактовке полового акта, в оксюмороне «тантра для монахов». Во-вторых, это опять же будет связано с дакинями, иконографические изображения которых подчас весьма эротичны (большинство дакинь полностью обнажены, не считая множества украшений), притом что эротичный аспект легенд о дакини – скорее исключение, чем правило. Образ дакинь находит типологическую параллель в скандинавских мифах о валькириях – воинственных девах, помогавших героям в бою, а также обучавших их мудрости (таковы Сигурд и Сигрдрива, Хельги и Свава–Сигрун и др.).

В мифологическом мышлении мужское начало противопоставляется женскому как нечет и чет. Двоичность – универсальный способ передачи женского начала на знаковом уровне. В тибетской иконографии это ярче всего видно на примере двойного изображения Тары – на большинстве картин богиня одновременно предстает в Белой и Зеленой ипостасях (заметим, что для всех других божеств появление нескольких их ипостасей на одной картине – явление несопоставимо более редкое). В образе Зеленой Тары двоичность выражается и в том, что богиня держит в руках два, а не один стебель лотоса. О том, что богиня Тара как таковая имеет черты Богини-Матери, писал еще Ю.Н. Рерих.

Один из геометрических символов Богини-Матери – треугольник, вершина которого смотрит вниз. Такова форма уже упомянутого озера, посреди которого растет лотосовый трон. Вода – стихия, повсеместно отождествляемая с женским началом, а также с мудростью; о том, что всё это присутствует в образе Богини-Матери, мы упомянули в начале этого раздела.

Текучесть образов привела нас от Богини-Матери к Мировому Древу. Это закономерно, так как эти две универсалии в ряде случаев обладают общей символикой, сливаясь воедино. Мировое Древо может представляться обиталищем Богини – вспомним уже встречавшийся нам индийский иконографический сюжет «девушка под деревом». О связи Богини-Матери и Мирового Древа писалось неоднократно. В нашем случае воплощением обеих универсалий одновременно является лотос, белый цвет которого входит в число символов Богини. Лотосовый трон – круглой формы, а круг – также атрибут Богини, символ женского лона. Изображение божества сидящим или стоящим на лотосовом троне означает постижение этим божеством мудрости, то есть в известном смысле может рассматриваться как структурный синоним сюжета «яб-юм» или индийских лингама (фаллоса) и йони (лона).

Мы перечислили неантропоморфные образы, несущие символику Богини-Матери. Из приведенного материала следует, что все они так или иначе связаны с воплощением мудрости, причем как на религиозном, так и на универсальном уровне. Теперь перейдем к анализу иконографии буддийских богинь.

Большинство высших богинь тибетского пантеона – белого цвета, который, как мы уже отмечали, символизирует Богиню-Мать. В мировой мифологии белый цвет является синонимом света, сияния, женской красоты, но также и смерти. В буддийской иконографии он устойчиво связан с милостивыми богами и богинями (гневные божества белого цвета единичны), применительно к богиням он символизирует мудрость: семиглазая Белая Тара воплощает не только милосердие, но и всеведение, Ушнишавиджая – просветленную мысль всех будд, Ситатапатра – «Богиня с белым зонтом», который входит в число восьми благих эмблем и уничтожает жар греховных желаний, т.е. того, что препятствует пути к Просветлению. Особенно значим для нас образ Ситатапатрапараджиты – тысячеглавой, тысячерукой, тысяченогой богини, которую Цзонхава называет «единственной матерью Джин прошлого, настоящего и будущего, чья слава проникает повсюду в трех мирах». «В ее диадеме — изображение тысячи Татхагат, поэтому в молитвах и песнях ее называют «Матерью всех Джин». Гипертрофированная сверхъестественность ее образа является зримым выражением сверхмощи. Обратим внимание, что головы богини – пяти цветов, что позволяет видеть в ней отражение мифологемы Мировой Оси.

Особое место среди богинь, имеющих черты Богини-Матери, занимает Лхамо – единственный женский персонаж среди дхармапал (гневных охранителей Закона). Ее образ детально проанализирован Н.Л. Жуковской, и нам остается лишь кратко напомнить основные положения этого анализа: она – хранительница тайн жизни и смерти, хозяйка времени (из ее короны появляются времена года), в своей основной форме она – божество, опасное для детей, а в ипостаси Барджин Лхамо – богиня, дарующая потомство и облегчающая роды, она – властительница судеб (по бокам ее мула висят жребии); она – «Великая хозяйка жизни», при том что значительная часть ее атрибутов пришла из культа Кали и связана с каннибализмом. Добавить к этому можно следующее: само значение имени «Лхамо» – «Богиня» – указывает на главенствующую роль в пантеоне (аналогично в мифологии большинства индоевропейских народов верховный бог носит имя, восходящее к индоевропейской пра-форме *deiuo, то есть «бог»). Далее: на картинах над головой Лхамо часто изображают белотелую богиню красноречия Сарасвати, которая является милостивой ипостасью Лхамо; в руках Сарасвати – музыкальный инструмент «въна», а в мифологическом мышлении музыка, равно как и красноречие, – это синонимы мудрости, то есть опять же черты Богини-Матери. Совместным изображением Лхамо и Сарасвати выражена дуальность богини; относительно символики белотелости Сарасвати см. выше. Это наиболее яркие черты Богини-Матери у Лхамо. Менее показателен образ ее ваханы, которую обычно определяют как мула. Мул – помесь лошади и осла, а оба эти животные связаны в мифологии с преисподней, причем осел – исключительно с нижним миром, и его даже считают ипостасью Бога Земли; цвет ваханы Лхамо – рыжий, а красный (или рыжий) конь – символ смерти. Итак, вахана Лхамо характеризует ее как богиню смерти, то есть ипостась Богини-Матери. Пожалуй, иконографический сюжет, представляющей Лхамо в центре, Сарасвати над ее головой и богинь времен года по углам, наиболее полно отражает мифологему Богини-Матери как дуальной владычицы жизни и смерти, воплощения мудрости, хозяйки времени.