ПЕСНЯ ВОДОПАДА

Густав Сандгрен (Швеция)
Пересказал по-русски Е. Шинкаренко
Художник О.Романова

Жил когда-то молодой сапожник по имени Нильс. Строгал деревянные башмаки, а по вечерам весело играл на скрипке разудалые польки. Вообще лучшим скрипачом в деревне был старый Андерс с Водопада. Но его давно скрючило подагрой, так что уже и пальцы плохо слушались. Польки выходили у Андерса все хуже, и играть вечерами на танцах у мельника часто приходилось вместо него Нильсу.Нильс играл лихо, молодежь веселилась, плясала и хохотала, а Андерс слушал и качал головой.
- Ты никак не забудешь, что ты башмачник, - говорил Андерс, постукивая ногой по скамейке.- Выкинь из головы весь мир, так чтобы остались только ты и скрипка!
 - Интересно, - раздумывал Нильс, глядя на верхушки берез на другом берегу, - как это выкинуть? Вот я сапожничаю. Выстругиваю по колодке башмаки, а задумаюсь - и режу руки ножом, и отец ругает меня на чем свет стоит... А здесь что же, надо не помнить, а забыть?
- Выкинь из себя весь мир, - повторял Андерс с Водопада. - Забудь о нем и играй, и однажды мир вернется к тебе через песню, и скрипка твоя запоет. Ты толковый малый, выучился играть, не фальшивишь. Но отпусти, наконец, свою душу в музыку!

Оба берега реки заволокло туманом. Плыли в нем пойменные луга, медленно раскачивались ветви берез в маленькой роще. Перейдя реку вброд, Нильс подкрадывался к старому осиннику, где ждала его Гудрун. Она сидела на огромном пне, блестевшем, словно его отполировал лунный свет. Легкий ветерок пробегал по кронам, и в них шептались невидимые эльфы.
- Так когда же? - с грустной нежностью спрашивала Гудрун, глядя не в глаза Нильса, а вниз, на клубящуюся туманом реку.
- Никогда, - отвечал Нильс. - Никогда не войти башмачнику в усадьбу отца твоего. Он не примет меня, даже если я стану унижаться перед ним, а я не стану.
- Давай я уйду из дому, - предлагала Гудрун. - Кроме тебя, мне ничего не нужно.
Но Нильс качал головой, и камень лежал на душе его.
- Я даже не башмачник, - отзывался он, - я скрипач. Когда башмачник не любит башмаки, хромает вся деревня, а потом он сам остается без работы. А скрипка - разве скрипкой прокормишь семью!
- Посмотри, - говорила Гудрун, - вот две березы. Они просто деревья, а клонятся друг к другу. Они любят друг друга, как мы с тобой, и они счастливы.
- Погляди на зарубки на их коре, - отзывался Нильс, - дровосеки уже пометили их. Этой осенью они станут дровами, а зимой сгорят в наших печках.
И словно в ответ на слова Нильса, слабый гул прошел по окрестным лесам и качнул стволы в роще.
- Что это? - встревоженно спросил Нильс.
- Это Хозяин Водопада взял свою скрипку, - ответила Гудрун. - Ты никогда не слышал Его песен? Послушай же, скрипач!
И Нильс прислушался. До него донеслись обрывки дикой мелодии, рыдания людей и дальний грохот катящихся через пороги валунов. Ревела ли вода, трещал ли лопающийся лед, или это чья-то скрипка разрывала его сердце?
Глядя на отрешенного Нильса, Гудрун с горечью произнесла:
- Ну и зачем мне жить!? Когда я была девочкой, бабушка как-то рассказала мне о Троллихе - спереди прекрасной, а сзади похожей на пень. У Троллихи нет забот, лес - ее дом, роса - ее пища, век леса - ее век. И прекраснее ее нет никого в мире. И я сказала бабушке: "Хочу быть Троллихой!" Бабушка очень испугалась, три раза перебросила через мою голову монетку и целый год на ночь клала мне под подушку иконку. А теперь я снова говорю: "Не хочу быть Гудрун! Хочу к тебе. Или уж... в омут!"
- Что ты говоришь, любимая! - в ужасе закричал Нильс и, крепко обняв девушку, прижал ее к своей груди.
Они долго стояли молча. На них наплывал холодный сгущающийся туман. В береговых ветвях злорадно перешептывались эльфы. Холодало.
- Ну, я пойду, - сказала Гудрун, освобождаясь от рук Нильса, и понуро побрела в сторону богатой отцовской усадьбы, к незапертому окну, через которое она так ловко выбиралась из дома.
Нильс постоял, глядя ей вслед, а в ушах у него нарастала прекрасная музыка. Он вздохнул, повернулся и начал спускаться к Водопаду. Музыка воды пенилась и трепетала, и Нильс шел на ее несказанные голоса. Он подошел к самому Водопаду, сел на сырой валун и загляделся на обрушивающийся поток. В воде мелькали тысячи стремительных существ, то свивающихся друг с другом, то в ужасе разлетающихся прочь. Они рыдали высокими голосами, они ревели и взвизгивали, и хаос звуков сплетался в могучую гармонию. Временами их тельца на мгновение сливались, и сквозь темную поверхность воды проступало худое лицо со струящимися седыми волосами и пылающими глазами.
И вот Хозяин Водопада выступил из воды - обнаженный, с искаженным лицом и непомерно длинными пальцами, в которых летал смычок над невесомою скрипкой. Он шагнул к Нильсу, стремительно вырастая. Лицо его стало словно выкованное из железа, а скрипка забилась у плеча, как пойманная рыбина или как волна, схваченная плотиной.
- Так вот как ты играешь, - прошептал Нильс. - Какая же страсть ведет тебя?
- Жажда покоя, - ответствовал Хозяин Водопада. - Я навеки прикован к мельничному колесу, я раб его. Разве не слышал ты, как я грызу зубами камень, ворочая тяжкие лопасти?
- Но зачем! - воскликнул Нильс. - Брось колесо и уплыви!
- Это мое колесо, - отозвался Хозяин Водопада. - Ведь ты же вертишь свое. И каждый в мире вертит - оттого и мир не рушится. Трудись, пока есть силы, а станет невмочь - играй!
Он вновь коснулся струн серебряным смычком, и струны запели, и Нильс понял, что он спит.
- О! - воскликнул юноша. - Если бы я мог играть также чедесно как ты, тяготы жизни стали бы для меня не столь бессмысленными. Научи меня играть, Великий Скрипач!
- Душа не дается даром, - молвил Хозяин Водопада. - Чем заплатишь за науку, башмачник?
- А чего ты хочешь?
- Твою возлюбленную.
- Бери, - прошептал Нильс. - Забери все, но дай мне музыку.
И музыка затопила Нильса. Слабо серела заря, гремел, как оркестр, Водопад, и в пене его извивались прозрачные обнаженные русалки. Трепетала чья-то грудь, мелькнула рука, бедро, ощерился тонкогубый зеленоватый рот. Торжественно разливалась над утренним лесом великая песня Водопада.